Детские дома — раньше они так назывались, а сейчас ЦССВ (Центры содействия семейного воспитания), — как и все, закрылись на карантин с конца февраля. Выходить из изоляции они должны были по графику — с 16 до 30 июня. И к 30 июня все ЦССВ сняли карантинные меры.
Но порадоваться дети не успели, потому что уже 3 июля вышло постановление главного санитарного врача РФ, где буквально сказано, что «санитарно-эпидемиологические требования к устройству, содержанию и организации работы образовательных организаций и других объектов социальной инфраструктуры для детей и молодежи в условиях распространения новой коронавирусной инфекции (COVID-19) запрещают посещение социальной организации для детей с круглосуточным пребыванием лицами, не связанными с ее деятельностью, на период действия указанного постановления (до 1 января 2021 года)».
То есть вплоть до Нового года детям нельзя было бы общаться ни с постоянными волонтерами, многие из которых стали для них самыми близкими друзьями, ни с потенциальными родителями, которые предполагали их усыновить.
Ситуация возмутила многих:
почему всем можно, соблюдая некие правила безопасности, напрочь забыть об изоляции, а сиротам нельзя?
Ассоциация социально ориентированных НКО «Благотворительное собрание «Все вместе» обратилась к главному санитарному врачу РФ, руководителю Роспотребнадзора Анне Поповой с просьбой официально разъяснить постановление ведомства. К этому обращению присоединились 28 НКО. И ситуация замерла вплоть до 20 июля. В этот день Роспотребнадзор сообщил, что не запрещал родителям, опекунам и волонтерам посещать детские дома и интернаты из-за пандемии коронавируса. Профильные посещения социальных организаций возможны при соблюдении профилактических мер: необходимо обрабатывать руки антисептиками, надевать маски и перчатки и т.д.
Но почему изначально в постановлении главного санитарного врача говорилось о запрете «посещения социальной организации для детей с круглосуточным пребыванием лицами, не связанными с ее деятельностью», и этими лицами стали волонтеры и потенциальные родители?
Кому вообще могло прийти в голову, что они никак не связаны с детьми?
Этот вопрос все время задавала себе преподаватель танцев Галина Шишкина. За 20 лет семейной жизни они с мужем поняли, что им так и не удастся иметь родных детей. И пришли к выводу, что пора смотреть в сторону приемных. Первого ребенка, 6-месячную малышку, они забрали 8 лет назад.
ГАЛИНА ШИШКИНА
волонтер
— На нас свалилось огромное счастье: у нас появился замечательный ребенок, мы теперь мама и папа, — и через четыре года мы решились взять второго ребенка. Младшего сына забрали четырехмесячным. Сейчас у нас дети в возрасте 8 и 4 лет. Дочь играет на скрипке, сын растет спортсменом, дети здоровы. Нам нравится большая семья, и мы стали изучать вопрос, как живут дети в детских домах, много общались с приемными родителями и волонтерами.
И я почувствовала очень сильно, что дети там больше всего страдают от нехватки общения и самых элементарных возможностей: куда-то пойти, полазить на каких-то новых горках, завести новых друзей. Просто узнать, как в семьях люди живут, как дети играют с братьями и сестрами, путешествуют. И волонтерские движения, которые непосредственно направлены на то, чтобы дети в учреждениях общались не только с пусть даже замечательными воспитателями, тренерами, учителями, но и еще с кем-то, делают неоценимую работу.
Известно, что все хотят взять в семью здоровых детей, ребенку с медицинским диагнозом сложнее попасть в семью. Таких детей редко выбирают, и когда к ним приходят волонтеры, им становится легче, они чувствуют, что тоже кому-то интересны.
У нас уже есть документы на третьего малыша, которого нам разрешено усыновить. И мы попросили расширить возможности, не ограничивать нас в выборе ребенка по здоровью. Например, ребенка с синдромом Дауна — такой вариант мы рассматриваем и сейчас в поиске, но из-за карантина все остановилось.
До карантина я стала волонтером благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам». По правилам этого фонда, ты не можешь выбирать подопечного ребенка, тебя просто прикрепляют к одному, и ты полностью отдаешься этим отношениям. Это очень хорошо и правильно. За мной закрепили двухлетнего мальчика Арсения, он отказник с рождения, у него синдром Дауна, но, кроме этого, у него есть еще несколько диагнозов, из-за которых я не уверена, что мы с мужем могли бы взять полную ответственность именно за него. Но быть ему другом и никогда не расставаться я бы очень хотела. Я к нему ходила до карантина в течение почти года и почувствовала такой отклик от наших взаимоотношений!.. Ему очень нравилось со мной проводить время, мы встретились с ним в тот момент, когда он только пытался ходить. Хотя в детских домах дети не выражают свои эмоции, потому что знают, что объективно не будет никакой реакции, Арсений же, завидев меня, всякий раз бурно выражал свою радость.
В группе несколько детей — в основном неходячие. Воспитателям и помощникам нужно всех быстро одеть, положить по коляскам и вывезти на свежий воздух. У них нет такой площадки, где бы можно было присматривать сразу за всеми. Есть обычная, где за каждым бы кто-то присматривал, как это делают обычно мамы, — держат за руку, страхуют, чтобы не упал. Мы с Арсением нашли маленькую горку, и я с ним там занималась. Слушали музыку, пели песни, я с ним ходила по коридорам и показывала ему все. А он мне показывал, что хочет еще и еще.
Было всякий раз очень сложно с ним прощаться. Он не плакал, но как будто затухал. Было видно, что ему не хочется расставаться, и понятно, что наше общение с ним — это огромная и радостная часть его жизни.
Однажды я столкнулась с его двоюродной бабушкой, которая иногда его посещает, и мы все вместе играли, — это был день рождения Арсения. Он был в этот день невероятно счастлив. Он ничего не говорит, но это видно по его поведению.
Там есть дети не говорящие, не слышащие, не видящие, по особенному как-то все воспринимающие. Но в нашей волонтерской программе работают психологи-кураторы, которые помогают выстраивать отношения с любыми детьми. Нам психолог приносила интересные вещицы, которых в группе никогда не встретить. За такими вещами надо следить, чтобы малыш не засунул их в рот. Мы много чего придумывали, — например, собирали шишки.
Машинки и другие игрушки — это все у них есть, а вот пойти на улицу и поиграть с шишками — такого не было.
Я еще поняла: ему нравится, что шишки покалывают руки. Это потому, что таким детям остро не хватает тактильных ощущений. Но вещи шершавые, покалывающие, в детском доме исключены — там все гладенькое…
Воспитатель у Арсения замечательная, она присылала мне фото, сделанные в изоляции, — малыш уже ходит, я пропустила этот момент! Воспитатели, конечно же, не могут ходить с каждым по ступенькам. Для Арсения, когда мы с ним учились это делать, это было в радость, и было видно, как он еще хочет, пока не начинал зевать. Мы шли в группу, я чувствовала, как он начинает наваливаться мне на плечо, — это было как объятие. Ему нравилось такое положение, и это очень трогательно.
Мы с ним строили планы на лето — возможно, нам разрешат с ним погулять за территорией, может быть, на какой-то площадке, расположенной рядом. Даже когда детей выводят за ворота и они смотрят на людей — для них это огромная экскурсия в другую галактику. Они никогда этого не видели, особенно в маленьком возрасте. И как любая новая информация, это дает скачок в развитии.
И вот уже половина лета прошла, а нам видеться не разрешают. Я не видела Арсения с начала марта. После регулярного с ним общения на протяжении почти года я разлуку переживаю очень остро, и мне страшно даже представить, что чувствует он, о чем думает:
что его бросили, он не нужен, с ним больше не хотят дружить? Это не просто грустно, это больно и трагично.
Я мечтаю к нему вернуться и знаю, что он будет очень рад. Пока совсем еще меня не забыл.
Я понимаю, что все делается ради безопасности, но благими намерениями… Попробовали бы удержать в изоляции взрослых до 1 января — не получилось бы. А дети в детских домах, как они могут сами за себя заступиться? Их проще закрыть, они же сопротивляться не могут. Они же и без того были изначально изолированы от семьи, от нормальной жизни, живут в стрессе. И только какие-то двери открылись — их снова закрыли. Изоляция пришлась на изоляцию…
СПРАВКА «НОВОЙ»
В мае 2020 года был проведен мониторинг, исследовано 846 организаций во всех регионах России — это 71% от всех организаций для детей-сирот в стране.
94% детских домов полностью прекратили визиты волонтеров, 74% — реабилитационные мероприятия с участием внешних специалистов, 40% — лечебные мероприятия с приглашенными медиками. 80% организаций для сирот перестали проводить занятия в кружках и секциях.
В связи с пандемией 45% детдомов ограничили прием новых детей, 59% ввели карантин для вновь прибывших, 48% перешли на вахтовый режим работы, 97% ограничили выход детей за территорию организации.
59% детских домов указали, что не получают никаких выплат от учредителя для стимулирования работы сотрудников в условиях пандемии.
Мария Рыльникова
координатор проекта «Быть рядом» фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам»
— Пока карантинные меры были одинаковыми для всех, они были понятны. Но когда они для всех закончились, оказалось, что в социальных учреждениях, где живут дети, и в ПНИ, где находятся взрослые, эти меры не сняты. О постановлении главного санитарного врача РФ, запретившем допуск в учреждения лиц, не имеющих отношения к профильной деятельности, мы узнали от своих региональных коллег. Они позвонили нам буквально в день принятия этого документа, потому что на его основании им уже отказывали в посещениях
— Все-таки это очень странно, что в таком большом количестве детских домов администрации до сих пор считают волонтеров и потенциальных приемных родителей лицами, не соответствующими профильной деятельности.
— Это был мой первый вопрос. К сожалению, многие учреждения восприняли постановление как руководство к действию, чтобы не пускать никого. Притом что и по закону, и по сути это совместная деятельность. Например, наш фонд сотрудничает со всеми учреждениями по договору— соглашению о совместной деятельности, в котором прописаны общие цели. А цели направлены на улучшение качества жизни детей, оставшихся без попечения родителей, на помощь их семейному устройству, и все наши действия и усилия направлены именно на это.
Наверное, как всегда, в зависимости от готовности к сотрудничеству любой закон можно читать по-разному. Те учреждения, с которыми мы сотрудничаем давно и успешно, постановление главного санитарного врача РФ не восприняли как запрет на наше сотрудничество. Там есть ограничения на массовые мероприятия, на использование общественного транспорта, — это все было принято. Но нам разрешили прогулки на свежем воздухе и индивидуальное общение волонтеров с детьми.
А есть учреждения, где, как только вышло постановление, сразу же перестали пускать волонтеров. В последний день июня сказали: «Да, приходите, мы открылись». А буквально через пару дней: «Нет, не приходите, мы снова закрылись».
Это было очень жестко по отношению и к детям, и к волонтерам. Но в первую очередь пострадали дети: они были обнадежены, ждали встреч. То есть одно и то же постановление в одном и том же городе — Москве — было воспринято совершенно по-разному. Фраза из постановления главного санитарного врача РФ о том, что в ЦССВ не допускаются лица, не имеющие отношения к профильной деятельности, стала лакмусовой бумажкой. Там, где на ее основании перестали пускать волонтеров и приемных родителей, до сих пор волонтерскую деятельность ни во что не ставят. Считают бессмысленной, осложняющей их работу, а нахождение ребенка в учреждении — лучшим вариантом по сравнению с приемной семьей.
К сожалению, у нас большое количество таких учреждений. И здесь мы по разную сторону баррикад. До тех пор, пока партнеров из НКО и кандидатов в усыновители детские дома будут считать лицами, не имеющими отношения к профильной деятельности, найдутся правила, регламенты, требования, на основании которых всегда можно не пустить. Поэтому только регулярная работа волонтеров в учреждении в интересах каждого подопечного ребенка, проживающего там, поможет прийти к пониманию общих целей.
Среди организаций, с которыми сотрудничает проект «Быть рядом», такие есть. Где волонтеры являются полноправными участниками процесса, коллегами и просто друзьями, где нас ждут, несмотря на запреты.
— Ваш волонтер как раз рассказала мне, что до сих пор не имеет доступа к своему подопечному — двухлетнему малышу Арсению.
— Да, я знаю, но этот ребенок находится в том учреждении, которое пока что не возобновило посещений, и это связано с тем, что там находятся дети с тяжелыми нарушениями. Это группа риска, потому что там дети наиболее ослабленные. Как раз это учреждение одно из первых закрылось на карантин и перешло на вахтовый метод. Там в буквальном смысле сотрудники вместе с детьми закрылись на территории учреждения. И там жили достаточно нормально, гуляли на верандах, общались внутри групп, но при этом не пускали никого из внешнего мира. Это действительно честная изоляция, и для детей со слабым иммунитетом и большим багажом хронических сложных заболеваний эта ситуация оправданна.
— Но иммунитет зависит и от психологического состояния ребенка. Если он страдает от отсутствия со ставшим другом волонтера, то первый вопрос: как долго это все еще будет длиться?
— Я абсолютно согласна с тем, что психологическое состояние важно. Думаю, выход будет постепенным. Мы сейчас видим, что намечаются какие-то подвижки. Когда я звоню в учреждения, с которыми мы сотрудничаем, и выясняю, когда они могут пустить волонтеров, то понимаю, что все для себя выработали какой-то разный путь возвращения в обычную жизнь. В одних говорят: «Да, берите, конечно, детей, гуляйте, они засиделись! Только не пользуйтесь общественным транспортом». Это о волонтерах-наставниках, которые по специальным заявлениям могут как официально сопровождающие гулять с детьми за пределами территории.
А в других учреждениях говорят, что пока боятся, просят подождать. Они уже стали пускать родителей, планируют потом волонтеров, но хотят понаблюдать, как будет развиваться ситуация. Потому что риск вспышки заболевания в подобных учреждениях чреват большими потерями.
— Теперь, когда стало известно, что никакого запрета волонтерам и приемным родителям для входа в ЦССВ не было, откроются ли все детские дома для них?
— У нас с каждым учреждением отношения складываются по-разному, потому что они являются официальными представителями детей, несут за них ответственность. Это нормально. Я думаю, что те детские дома, где находятся дети с ослабленным здоровьем, будут держаться до последнего, откроются не сразу. Конечно, было бы здорово, если бы детям разрешили хотя бы прогулки с волонтерами.
Да, возвращение в обычную жизнь очень затянулось. Сильно страдают не только дети, но и совершеннолетние, взрослые ребята в ПНИ. У них иногда даже появлялась какая-то работа в городе. Они уезжали утром, а вечером возвращались в ПНИ. В период режима изоляции они потеряли работу, возможность выходить, хотя уже привыкли это делать. И мы недавно узнали, что один из наших подопечных из ПНИ оказался в больнице из-за попытки суицида. Потому что устал находиться безвылазно несколько месяцев в стенах учреждения без возможности учиться, гулять и видеться с друзьями и волонтерами, как он привык.
— Там по-прежнему карантинные меры?
— Да, и вплоть до сегодняшнего дня они не озвучивали никаких дат открытия. Буквально на днях мне позвонила координатор ПНИ и сказала: появилась информация, что они откроются после 10 августа. Это хоть какой-то свет в конце туннеля.
Но есть и тупиковые ситуации. Например, даже уже после того, как было опубликовано разъяснение Роспотребнадзора о том, что запрета на вход приемным родителям и волонтерам не было, Дом ребенка Кировской области не разрешает двоим кандидатам познакомиться с детьми, к которым у них направление. Говорят, им это разъяснение не указ. С усыновлением не пускать — это вообще за гранью! Нельзя лишать ребенка-сироту шанса обрести семью и дом. Часто волонтеры становятся мостиком между ребенком и его будущей семьей, единственным шансом на личное к нему внимание до усыновления. Нужны четкие и понятные правила и требования для доступа волонтеров в учреждения, но главное — сама возможность доступа.
Источник информации: «Новая газета» https://novayagazeta.ru/
