Еще недавно их было четверо: инвалид-колясочник Паша, Лена — подросток с задержкой психического развития, девочка-«катастрофа» Света, искалеченная жизнью в маргинальной семье, и Мария — мать. Потом Паша умер, а Мария заболела раком — уже несколько лет она ищет новую приемную семью для младшей дочери. Но желающих взять Свету под опеку нет, а болезнь прогрессирует.
«Увидела по телевизору»
Медсестра из Магадана Мария Журавлева решила стать приемной матерью в начале нулевых — ее сыну тогда было двенадцать. У худого темноволосого Паши был целый букет диагнозов: спинномозговая грыжа, шунтированная гидроцефалия, ДЦП. Никогда не ходил, а после менингоэнцефалита диагностировали умственную отсталость. Мария растила его одна.
Она признается, что всегда мечтала о дочери, но рожать второй раз опасалась («Как увезти одной две коляски?»). Наблюдала в центре реабилитации за матерями других ребят с ДЦП и замечала: после того как в семьях появлялось пополнение — женщины расцветали.
Мария готовилась несколько лет. Сначала ждала, когда стабилизируется состояние Паши и он выйдет на так называемое плато: до определенного возраста с детьми с ДЦП нужно много заниматься, тренировать бытовые навыки, но в подростковом возрасте они достигают потолка физического развития. Когда сыну исполнилось пятнадцать, Журавлева начала искать будущую дочь.
«Если собственный ребенок родился инвалидом или умер, психологи советуют брать приемного другого пола, — объясняет она. — Поэтому хотела девочку в возрасте от трех до пяти, без заболеваний, требующих регулярной реабилитации в стационаре. Я точно знала, что не вывезу умственную отсталость, синдром Дауна или ДЦП. Искала четыре месяца. Одну почти взяла, но в дверях опеки столкнулась с ее отцом и бабушкой. Решила их не разлучать. Сейчас понимаю — надо было идти до конца, потому что родственники в итоге перестали собирать документы, и ребенка увезли в Англию».
Журавлева думала, что дочка будет из местных национальностей: в Магаданской области живут эвены, коряки, ительмены. Представляла себе смуглую девочку с раскосыми глазами и толстыми щечками. Но вышло по-другому.
Она точно помнит, что впервые увидела будущую дочь 17 апреля 2008-го, когда гладила белье и фоном включила телеканал, который обычно не смотрела. Шла передача про детей-сирот — камера показала Лену, хрупкую блондинку с хвостиками. Голос за кадром сказал, что она очень любит ездить на трехколесном велосипеде, и Мария почему-то подумала: «Нет, тут кататься не будет, места нет». На следующий день побежала оформлять опеку.
Когда Мария взяла девочку в семью, той было четыре. У ребенка диагностировали задержку психического развития, проблемы с моторикой, косоглазие — но на фоне внушительного списка недугов родного сына эти проблемы казались не слишком значительными. Паша принял названую сестру тепло и заботился о ней как мог: читал вслух книги, играл, заваривал чай.
Не желтый
Спустя шесть лет, когда Лена благополучно адаптировалась в семье, Мария задумалась о том, чтобы принять еще одного ребенка — всегда хотела троих. И снова несколько лет ушло на методичную подготовку к опекунству: делала ремонт, копила деньги.
В сентябре 2015-го познакомилась со Светой. Девочку изъяли из неблагополучной семьи. Туберкулез, фетальный алкогольный синдром, порок сердца и задержка психического развития — позже к обширному перечню диагнозов добавилась умственная отсталость. Первая встреча с будущей дочерью прошла в туберкулезном отделении.
«Я заметила, что Света выросла из многих вещей», — рассказывает Мария. — Спрашиваю: «Купить тебе пижамку?» Она говорит: купи, но только желтую. Я пол-Магадана обошла: есть комплекты любого цвета, кроме нужного. И вот нашла, приношу, а она тянет так разочарованно: «Это не же-е-елтая». Хорошо, говорю, покажи мне, что нужно — она тычет в розовый. Прогнала ее по всем цветам, она назвала правильно только черный и белый. Думаю: либо это педагогическая запущенность, либо уже умственная отсталость».
И хотя изначально не планировала брать ребенка с когнитивными нарушениями, опеку все же оформила. Снова «ничего не екнуло» — Мария просто поняла, что это «ее зайчик».
Света оттаивала долго. Приемная мать признается: девочка рассказывала такие вещи, что хотелось истерически смеяться — услышанное просто не укладывалось в голове. К примеру, о том, как родная мама постоянно зачем-то резала себе руки, а ребенку приходилось ее перевязывать. Марию поразило, что в шесть лет Света знает о сексе больше, чем старшая Лена: нередко после скандалов родители «мирились» прямо у нее на глазах.
В продуктовом приемная дочь удивлялась, что Журавлева не покупает алкоголь, и учила ее «грамотному выбору»: «Вино для слабаков, от шампанского рыгают, коньяк слишком дорого, вот это (показывая на стеклянные пивные бутылки. — Прим. ред.) для тех, кто выпендривается, а это — нормально». «Нормальными» признавала только пивные «полторашки».
Девочка вспоминала, как выливала водку в раковину, закапывала бутылки в песочнице, а потом ее мама выходила «как зомби» и искала спрятанный алкоголь. Однажды кто-то угостил ребенка шоколадным батончиком, но родители отобрали его на закуску.
«Много ножов» и ключи под подушкой
Мария вкратце пересказывает одну из историй, услышанную от младшей дочери: «Друзья привели папу с работы, а он так устал, что идти не мог, его поставили в коридоре, а он упал — его в машине укачало, даже вырвало. Дома была мама, у нее Сеня еще в животе сидел, и мы с Катей (имена несовершеннолетних изменены). Мама пыталась папу поднять, потом принесла ему подушку, накрыла покрывалом, а он ночью, как маленький, описался».
Однажды Журавлева ушла в гости и сказала детям, что вернется ближе к полуночи. Света очень удивилась, что она действительно пришла — вовремя и без запаха перегара. Утром первым делом спросила: «Мам, ты будешь готовить или я, как всегда? Тебе чай?» Мария отмахнулась: «Света, сиди, я все сделаю», пошла на кухню, но не нашла там ни одного ножа. Спросила у детей — младшая с опаской достала их из тайника. Тогда Журавлева вспомнила, как Света, осматриваясь в новом доме, первым делом сказала: «Ой, сколько у тебя ножов».
С появлением Светы приемная мать стала находить по углам припрятанные блюдца с подсолнечным маслом и черным хлебом — любимое лакомство девочки. Пришлось объяснять, что еду можно оставлять на виду — ее никто не заберет. Были и другие странные привычки. Так, Света часто копировала отца: материлась, размахивала ручкой, как ножом, отрывала дверцы у мебели с криками: «Я покупала! Я сломала! Я починю!» И действительно на следующий день пыталась чинить.
В семь лет Света пошла в школу VII вида для детей с задержкой психического развития, но через два года стало ясно, что она не справляется с программой. Самолюбивая девочка тяжело это переживала.
«Она старается, но у нее дислексия и дисграфия. Когда она написала «зодага», я, конечно, поняла, что она имела в виду, но только потому, что я мать. Это была «собака». «С-з», «г-к» — парные согласные, «б» и «д» — зрительная инверсия. Она путала «а» и «о», «и» и «ш» для нее были одинаковые — что-то с петельками. В итоге мы перевелись в нашу чудесную школу VIII вида — знала бы, что там так хорошо, сразу бы ее туда отдала. Она учится с радостью, в классе всего шесть человек. Математика до сих пор — в 11 лет — дается с трудом — для нее что три тысячи, что 300 рублей. Разницы никакой. Но что мне в Свете нравится: если ей что-то непонятно, она спросит. У Лены этого нет», — описывает Мария.
Взаимоотношения с прежней семьей — отдельная история. Первые несколько лет Света сильно тосковала по биологическим родителям. Мария и Лена на ночь прятали ключи под подушку: девочка открывала дверь и включала свет на кухне, чтобы «мама пришла и забрала ее», — думала, что ее украли. Отчаявшись, Мария поехала в поселок под Магаданом и нашла Галину (имя изменено), маму Светы, предложила ей встретиться с дочерью.
«Поставила условие — приехать трезвой, — рассказывает Мария. — Цена вопроса — 500 рублей на дорогу. Но она переносила встречи буквально за полчаса до назначенного времени. Светка страдала, шла вразнос. Она мастерила для мамы поделки: если для меня делала их «на отвяжись», то для Гали — красивые, складывала в папочку. И вот однажды смотрю — сидит и методично их рвет. Я говорю: «Давай самые хорошие сохраним, я их уберу на полгода, потом захочешь — выкинешь». Она несколько раз спрашивала, сколько еще ждать. И вот прошло полгода и она все разорвала: «Я поняла, что никогда ко мне мама и папа не придут!» Причем так по-взрослому, очень горько…»
Но любовь не ушла — Света по-прежнему скучает по кровным родителям. Однажды лежала с высокой температурой и внезапно расплакалась. «Я вот думаю, ты со мной возишься, не спишь, таблетки даешь, в нос капаешь, — сказала она Марии. — А кто же с моей мамой сидит, когда она болеет?»
Болезнь
Хрупкое равновесие в приемной семье сломалось в 2019-м вместе с диагнозом «саркома». У Журавлевой уже давно были проблемы со здоровьем — болезнь Реклингхаузена. Другими словами, генетическая поломка, которая предрасполагает к возникновению опухолей.
С 1994 года женщину лечили от остеохондроза, постепенно нарастал болевой синдром — «стреляло» от бедра до пятки. Врачи говорили, что это при ее состоянии нормально. А 30 декабря 2018-го Мария заметила, что над коленом появилось новообразование размером с вишню. Показалась хирургу, травматологу, неврологу — все разводили руками: «Это не к нам».
Тем временем боли стали невыносимыми — спасал только трамадол. Опухоль стремительно разрасталась. Диагноз поставили в Санкт-Петербурге — чтобы оплатить перелет на лечение из Магадана, о помощи просили неравнодушных людей. Ногу спасли, но выше колена пропала чувствительность. Мария борется с раком с 2019-го, и кто победит — все еще непонятно.
«В прошлом году было 13 «химий», в этом году прохожу уже пятую. Сейчас лежу в больнице. Если соединить похмелье и грипп — получится примерно мое состояние. Во рту сушит, мышцы ломит, аппетита нет, все стремится наружу, несмотря на противорвотное, сильная усталость, разбитость», — рассказывает Журавлева.
Мария — мать-одиночка, поэтому больше всего переживает за судьбу детей. Сильнее всего волновалась за инвалида Пашу: ему грозил интернат. Но в октябре прошлого года молодого человека не стало.
«Была пневмония, но не ковидная — он смеялся, вдохнул крошки. Один раз лежал в реанимации, его вытащили, потом снова попал с воспалением легких — уже не выжил. Девчонки очень переживали, Лена плакала. Врачи еще удивились, что он с таким букетом дожил до 30 лет», — говорит Мария.
За старшую — Лену — она относительно спокойна. Девушке недавно исполнилось 16. А вот Свете начала искать приемную семью сразу, как узнала о своем диагнозе. Было около 300 звонков — их принимала психолог Елена Мачинская, вызвавшаяся помочь.
Узнав, что у Светы фетальный алкогольный синдром и задержка развития, многие сразу бросали трубку. Одна семья уже была готова забрать девочку — но местная опека затянула процесс, а потом началась пандемия. В итоге взяли детей в своем регионе, столкнулись с трудной адаптацией и поняли, что Свету уже не потянут.
Мария не скрывает: ребенок трудный. И все же надеется — найдутся опытные приемные родители. Тем временем ей самой лучше не становится — саркома выработала резистентность к химиопрепаратам.
Источник информации: РИА Новости https://ria.ru/
.jpg "Российский фонд помощи (Русфонд)")
